Э.Ионеско. Пьеса «Носороги» как драма абсурда
Пьеса «Носороги» отображение человеческого общества, где озверение людей - закономерный результат социального устройства. Главный герой пьесы - Беранже становится свидетелем того, как жители небольшого провинциального городка превращаются в носорогов. Беранже теряет свою любимую Дези, которая, наконец, пристала к стаду носорогов. Лишь неудачник и идеалист Беранже до конца сохраняет свое человеческое подобие и находит мужество до конца оставаться человеком. В «Носорогах» впервые появляется характер, герой-одиночка, который противостоит силам тоталитаризма. Первые зрители и критики увидели в «Носорогах» прежде всего антифашистскую пьесу, и болезнь жителей маленького городка ассоциировалась с нацистской чумой. Со временем Йонеско так объяснял замысел своего произведения: «Носороги» - без сомнения, антинацистское произведение, но прежде всего это пьеса против коллективных истерий и эпидемий, которые кроются под личиной ума и идей, но не становятся от этого менее серьезными коллективными заболеваниями, которые оправдывают разные идеологии». Йонеско не возражает, что авангардный театр - это театр для элиты, поскольку это театр поиска, театр-лаборатория. Но драматург убежден, что элитарность такого театра - не причина, чтобы препятствовать его существованию, поскольку он отображает определенную духовную потребность, которая зародилась в обществе. С точки зрения Йонеско, искусство по своей природе является благородным, поскольку защищает индивидуальность от стадности. Как писал Йонеско, «настоящее благородство есть не чем другим, как стремлением к свободе». Драматург выступал против заангажированности искусства»… Важной задачей в искусстве он считал открытие огромных пространств, которые находятся внутри нас самих. Образцом театра Йонеско служил футбольный матч с его непредсказуемостью, динамизмом, драматизмом, наслаждением от игры как таковой. Пьеса удостоверила отход Йонеско от сатирической направленности и относительной конкретности изображения. «Носороги» - наиболее полное воплощение пессимистических идей драматурга, знакомых читателю и зрителю по его ранними произведениям. В пьесе драматург создал картину тотального уничтожения и повторил традиционный для театра абсурда мотив неизбежности смерти. В 1970 г. Йонеско был избран членом Французской академии. В 1972 г. поставлена его новая пьеса «Макбет». Кроме пьес, Йонеско написал также роман и несколько серий детских книжек. Умер драматург в Париже 28 марта 1994 г. Йонеско - признанный метр французской литературы, один из основателей «драмы абсурда», классик, в котором, по выражению французского критика С. Дубровского, французы видят «едкого наблюдателя, безжалостного коллекционера человеческой глупости и образцового знатока дураков».
Нарочитая нелепость происходящего, бессмысленность диалогов в ранних драмах Ионеско сменяются в «Носорогах» последовательно развивающимся действием, единым сюжетным стержнем. Взаимосвязью реплик Ионеско в некоторой степени «предает» статичную форму антидрамы, вводит динамичное действие; у безликих персонажей-марионеток появляются имена: это Жан Дюдар, Беранже. Но, тем не менее, действующие лица «Носорогов» продолжают оставаться масками, воплощающими различные модели социального поведения, в сумме составляющие, с точки зрения Ионеско, универсальную модель человечества.
Место действия – небольшой провинциальный городок. Уровень интересов его жителей наглядно иллюстрирует стереотипность мышления, рутинность существования, культ «здравого смысла» и личного благополучия. Среди «блюстителей» прописных истин выделяется фигура Беранже, живущего вопреки «здравому» смыслу. Он пренебрежительно относится к тому, что его сограждане чтут как показатель «цены» человека: подчеркнутая опрятность, педантичность, удивительная схожесть в мыслях. Их многозначительные изречения по поводу даже самых обыденных вещей звучат как монотонное повторение раз и навсегда затвержденных прописных истин. Беранже, в отличие от своих сограждан, не стремится преуспеть, сделать карьеру. Ему претят практицизм, привычка подчиняться, не размышляя.
С позиции «здравого» смысла, Беранже – неудачник. Он бедствует, так как пренебрегает общепринятыми стандартами поведения. Жан – полная противоположность Беранже. С высоты собственного благополучия он поучает своего приятеля. Пафос его «урока» заключен в расхожих истинах, «заношенных до дыр» слишком частым употреблением, по выражению Беранже.
Вторжение «носорожьей» болезни воспринимается обывателями как очередная необходимость, которой нужно подчиниться, а то могут заподозрить в неблагонадежности. Каждый стремится в числе первых «оносорожиться», чтоб засвидетельствовать свою образованность. Одними из первых сменили кожу чиновники – социальная категория, для которых умение подчиняться не размышляя является высшей добродетелью. Правила «игры» допускают лишь два варианта выбора: те, кто вовремя «оносорожился», процветают, те же, кто не успел или не захотел, обречены бедствовать. К категории последних относится Беранже, он активно сопротивляется эпидемии, обрекая себя на изоляцию и изгнанничество. Беранже говорит: «Одиночество давит на меня. Общество тоже». Герой Ионеско освобождается от ниточек мари-
онетки в своем противостоянии всеобщему всплеску верноподданнических чувств.
«Носороги» – емкий символ, допускающий многозначность прочтения: это и опасность любой коллективной завербованности, угрожающей свободе; это и стихия конформизма, питательная среда для всех форм тоталитаризма; это и метафора фашистской чумы. Ионеско подчеркнуто отстранялся от любых толкований, предоставляя читателям / зрителям и особенно режиссерам полную свободу. Известный французский режиссер Жан-Луи Барро в одной из первых парижских постановок 1969 г. придал пьесе ярко выраженный антифашистский характер. В раздававшемся за сценой реве носорогов отчетливо слышалась популярная в годы вермахта песенка «Лили Марлен» и грохот сапог.
Только после постановки, осуществленной Барро, Ионеско, хранивший молчание, наконец высказался: «Носороги – несомненно, антинацистское произведение, но прежде всего эта пьеса против коллективных истерий и эпидемий, которые оправдывают различные идеологии».
Драматургия Э. Ионеско, пародируя парадоксальные, нелепые стороны человеческого существования, «учит человека свободе выбора», пониманию собственной жизни и своего места в мире. «Мы – я, стали показывать мир и жизнь в их реальной, действительной, а не приглаженной, не подсахаренной парадоксальности. Театр призван учить человека свободе выбора, он не понимает ни собственной жизни, ни самого себя. Вот отсюда, из самой этой жизни человеческой и родился наш театр».
Сэмюэл Беккет (1906 – 1989)
Творчество С. Беккета-драматурга начинается только в 50-е годы. К тому времени за его плечами был упорный до одержимости труд, опубликованный в 1938 г. роман «Мэрфи», блестящее эссе о М. Прусте (1931) и Д. Джойсе (1929). В романной трилогии – «Моллой» (1951), «Мэлон умирает» (1951), «Безымянный» (1953) – намечаются основные линии развития беккетовской драматургии.
До 1939 г., до своего окончательного переселения в Париж, ирландец Беккет писал на английском языке. В первый период своего пребывания в Париже, с 1929 по 1933 год, он был личным секретарем Д. Джойса, оказавшего значительное влияние на творческое становление писателя. После 1939 г. Беккет пишет на двух языках – английском и французском. Двуязычие обусловило своеобразие беккетовской стилистики: особый поворот слова, эллиптичность, показательная игра на согласных и гласных использованы писателем как средство языкового новшества. Беккет стремился, по его выражению, «притупить язык»: «Так мне легче писать без стиля».
Драматургия, которая принесла писателю мировую славу, привлекла его возможностью наглядно показать парадоксальность человеческого существования. Обедненность лексики, умолчание и паузы используются Беккетом в его драмах для обнажения противоречия между «вещью называемой» и сутью. Недаром он считал, что «искусство – вовсе не обязательно выражение».
Конкретика очевидности заменяет слово как средство общения. В пьесе «Не я» (1972) на пустой сцене в луче прожектора – один лишь рот, лихорадочно извергающий поток бессвязных слов: «сюда... в этот мир... малютку крошку... недоношенную... в Богом забытом... что?... девочку?... в этот... Богом забытую дыру, которая называется... называется... неважно... родители неизвестно кто... ничто, не заслуживало внимания, пока не стукнуло шестьдесят, когда что?... семьдесят?... Господи Боже!... несколько шагов... потом остановка... взгляд в пространство... остановка и снова взгляд... плыла, куда глаза глядят... как вдруг... постепенно все выключилось... весь этот свет раннего апрельского утра... и она оказалась в... что?... кто?... нет!... она! (пауза и движение)... оказалась в темноте». Слова и паузы здесь математически просчитаны, стирая разницу между живой сценой и записанной на пленку, между речью, шумом и молчанием. Слова у Беккета существуют, чтобы ими играть, творя собственную реальность. Игровое отношение к реальности неразрывно связано с иронией, расшатывающей однозначность суждений и оценок.
В пьесе «Счастливые деньки» (1961) иронично все, начиная с заглавия. Герои пьесы – Винни и Вилли – постепенно погружаются в яму; при этом Винни не устает повторять: «Ой, какой счастливый денек!», воспринимая палящую жару полуденного солнца как своего рода благодать – «Поистине велики ко мне милости». Слова «счастливые деньки», проходящие рефреном через всю пьесу, являются перифразой распространенного английского выражения. Эти слова в драме не отражают ни чувства счастья и радости, ни красоты переживаемого момента. Но Винни не знает, «что делать, пока не найдешь слов». Избегая нежелательных пауз, она ими заполняет пустоту.
Персонажи Беккета способны высмеивать трагикомичность своего положения: Винни и Вилли – над землей, опаленной беспощадными лучами солнца; Нелл и Нагг («Эндшпиль», 1957) – над горем. Нелл говорит мужу: «Нет ничего смешнее горя. И сначала мы над ним смеемся, смеемся от души... но ведь оно не меняется. Это как хороший анекдот, который мы слишком часто слышим. Мы по-прежнему считаем его остроумным, но уже не смеемся».
В пьесах Беккета нет четких граней между смехом и слезами. В «Эндшпиле» Хамм говорит: «Ты плачешь и плачешь, чтобы не смеяться». Смех Беккета – это трагическая маска, за которой скрывается вся сложность жизни, не поддающаяся однозначности оценок.
Вымысел Беккета развивается лишь в сторону все большей тотальной пустоты, в которой герои, сюжет, язык превращаются в ничто. Бессилие повлиять на ход событий зафиксировано в его пьесах полной неподвижностью, статичностью. Этот парадокс воплощается в зрительном образе. Мир Беккета заселен увечными существами, не способными передвигаться самостоятельно. В «Эндшпиле» действие замкнуто четырьмя стенами комнаты, герои – калеки и старики: Хамм прикован к инвалидному креслу, его родители посажены в мусорные баки. В «Игре» (1963) персонажи, лишенные имен – Ж2, М и Ж1 -заключены в сосудах, которые символизируют «урны гробовые». В «Качи-Кач» (1981) образ «неподвижного движения» воссоз-
дается креслом-качалкой, которое, не останавливаясь ни на минуту, не сдвигается с места.
Художественный мир Беккета – это мир вечного повторения, в котором начало совпадает с концом. Изо дня в день возобновляется ожидание Владимира и Эстрагона («В ожидании Годо»). В «Счастливых деньках» каждый новый день похож на предыдущий. Винни медленно поглощает земля, но она упрямо погружена в мелочную суету повседневных привычек: «...здесь все так странно. Никогда никаких перемен».
Беккет пытается «озвучить» всеобщую боль безнадежности. В «Эндшпиле» Хамм рассказывает Клову: «Сегодня ночью я заглянул себе в грудь. Там было одно большое бобо».
«В ожидании Годо» – самая известная пьеса Беккета, которой была суждена громкая слава и за которую он был удостоен в 1969 г. Нобелевской премии. При всей взыскательности в оценке собственного творчества Беккет в одном из интервью признался: «Все мои вещи я написал за очень короткий срок, между 1946 и 1950 годами. Потом ничего стоящего, по-моему, уже не было». Под «стоящим» подразумевалась романная трилогия и драма о Годо.
Министерство образования и науки Российской Федерации
АКДЕМИЯ МАРКЕТИНГА И СОЦИАЛЬНО-ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ
Кафедра английской филологии.
КУРСОВАЯ РАБОТА
по дисциплине: История зарубежной литературы
на тему: «ФУНКЦИЯ АБСУРДА В АНТИДРАМАХ ЭЖЕНА ИОНЕСКО»
Работа выполнена:
студенткой 4 курса
группы 03-зф-01
Дмитриевой М.Н.
Научный руководитель к.ф.н., доцент Блинова Марина Петровна
Краснодар, 2006
Введение………………………………………………………………..……3
1.Глава. Значение термина «абсурд». Абсурд и ХХ век…………...…….5
2.Глава. Проявление абсурдной реальности в пьесах Э.Ионеско……….12
2.1. Проявление абсурда в средствах коммуникации, речи................12
2.2. Критика системы образования и политических систем..……… 17
2.3.Бессмысленность и обыденность бытия……………... ……….. 24
Заключение………………………………………………………………… 28
Список использованной литературы………………………………………30
Введение.
Двадцатый, а теперь уже 21 век, по
праву можно назвать веком абсурда, время, когда человечество ощущает бессмысленность
и нелепость той жизни, которую они ведут. Невозможность найти в ней смысла,
потому что старые ценности и традиции нарушены, а новые если и появились, то
далеко не всех удовлетворяют. К примеру, Эжен Ионеско был противником
какой-либо идеологии, особенно в некоторых своих антидрамах он критикует
фашизм, хотя в середине века, пожалуй, Италия, Германия и др. свято верили в
идеи фашизма и жили ими. Как бы странно это не звучало, но фашизм был
неизбежен.
Новое время истории – научные открытия и технический прогресс; все бегут, спешат. Куда бегут? Зачем торопятся? На бегу, схватывая льющиеся потоки информации, мы не успеваем все это осознать и обдумать. Вот и получается, что наша жизнь: «Утро. Ноги. Тапки. Кран. Завтрак. Деньги класть в карман. Пиджак. Дверь. Работа. Транспорт. Крик. Начальник. Шум. Башка. Упасть. Лежать. Ноги. Руки. Дом. Кровать. Плохо. Ночь. Темно. Дурман. Утро. Ноги. Тапки. Кран», а в результате человек превращается в робота, живущего по шаблону и говорящего сплошными штампами и клише. А может все давно уже сказано и просто невозможно не повторяться? Или все же есть что сказать? Грустно все это и нелепо, а вот Ионеско так не считает. В ответ на то, что его театр называли «театром абсурда», он говорил: «Я бы предпочел называть этот театр «театром насмешки». Действительно, персонажи этого театра, моего театра, ни трагические, ни комические, они - смешные. У них нет каких бы то ни было трансцендентальных или метафизических корней. Они могут быть только паяцами, лишенными психологии, во всяком случае, психологии в том виде, как ее до сих пор понимали. И, тем не менее, они, конечно же, станут персонажами-символами, выражающими определенную эпоху». И действительно, читаешь трагедию жизни, а вместо того, чтобы плакать - смеешься тому, например, как приличной даме отрывают руки и ноги, и она такая растрепанная уходит со сцены.
Цель нашей работы - анализ пьес антидраматурга Эжена Ионеско. А задача - выявить функцию абсурда в его произведениях, а также способы создания абсурдных и комичных ситуаций. В первой главе мы охарактеризуем само понятие «абсурд», и ознакомимся с эстетикой «театра абсурда».
Глава 1. Значение термина «абсурд». Абсурд и ХХ век.
Итак, прежде чем приступать непосредственно к анализу антидрам Эжена Ионеско следует объяснить значение термина «абсурд», проследить историю возникновения этого понятия, узнать как трактуют его различные философские течения (экзистенциалисты, например).
Сам термин в европейские языки приходит из латыни: ab – «от», surdus – «глухой», ab-surdus – «неблагозвучный, нелепый, причудливый». Это мир наоборот, наизнанку, антимир. Понятие «абсурд» возникло еще у ранних греческих философов и означало в их построениях логический абсурд, когда рассуждение приводит рассуждающего к очевидной бессмыслице или противоречию. Абсурд противопоставлялся Космосу и Гармонии, в принципе, у античных философов абсурд сравнивался с Хаосом. Таким образом, под абсурдом понималось отрицание логики, несогласованность поведения и речи. Затем оно перекочевало в математическую логику. Также это понятие относилось к области музыки и акустики, и его значение связывалось с несообразным, неблагозвучным, нелепым или просто еле слышным звучанием. Кроме того, в латинском языке понятие абсурда начинает осмысляться как философско-религиозная категория.
Таким образом, понятие абсурда, начиная с античности, выступало в трех значениях. «Во-первых, как эстетическая категория, выражающая отрицательные свойства мира. Во-вторых, это слово вбирало в себя понятие логического абсурда как отрицание центрального компонента рациональности - логики, а в-третьих - метафизического абсурда (т. е. выход за пределы разума как такового). Но в каждую культурно-историческую эпоху внимание акцентировалось на той или иной стороне этой категории».
К примеру, Фридрих Ницше, рассуждая о роли хора в древнегреческой трагедии, поднимает проблему абсурда. Ницше проводит параллель между греческим хором и Гамлетом и приходит к выводу о том, что их объединяет способность с помощью рефлексии (рефлексия- «форма теоретической деятельности человека, направленная на осмысление своих собственных действий и их законов») раскрыть и познать в момент кризиса истинную сущность вещей. Вследствие этого познания человек оказывается в трагической ситуации утраты иллюзий, видя вокруг себя ужас бытия, который Ницше сравнивает с абсурдом бытия. Философ показывает, что абсурд порождает особый театрально-художественный прием «зритель без зрелища», «зритель для зрителя», который станет одним из основополагающих для эстетики театра абсурда, при этом абсурд еще не рассматривается им как искусство. Само же искусство, согласно Ницше, представляет собой «правдивую» иллюзию, сила воздействия которой способна обуздать ужас и, соответственно, абсурд бытия.
Все же огромное влияние на театр абсурда второй половины ХХ века оказала не конкретно философия Ницше, а учения об абсурде экзистенциалистов. Можно назвать представителей антитеатра последователями экзистенциализма, основными представителями которого были Мартин Хайдеггер, Альбер Камю и Жан-Поль Сартр. В интерпретации абсурда они опираются на концепции Кьеркегора и Ницше. Экзистенциалисты говорят об абсурдности человеческого существования, утраты смысла, об отчуждении личности не только от общества и истории, но и от себя самой, от своего места в обществе. Согласно экзистенциалистам человек стремится к согласию с миром, а этот мир остается либо равнодушным, либо враждебным. И получается, что человек, якобы соответствующий окружающей действительности, на самом деле ведет в ней неподлинное существование. Таким образом, абсурд, в понимании философов-экзистенциалистов, является разладом человеческого существования с бытием. Абсурдное сознание - это переживание отдельного индивида, связанное с острым осознанием этого разлада и сопровождающееся чувством одиночества, тревоги, тоски, страха. Окружающий мир стремится обезличить каждую конкретную индивидуальность, превратить ее в часть общего бытия. Поэтому человек ощущает себя «посторонним» в мире равнодушных к нему вещей и людей.
Конечно, Камю стремился не только дать определение понятию «абсурд», а показать результаты, к которым привела война и в какой ситуации оказалась Европа. Абсурд стал темой для дискуссий в европейских интеллектуальных кругах. Но в постоянный обиход слово абсурд внедрилось не только под влиянием философии экзистенциалистов, но и благодаря ряду театральных произведений, появившихся в начале 1950-х гг.
Это были представители театра абсурда Эжен Ионеско и Самюэль Беккет, а также Фернандо Аррабаль и другие. Первым теоретиком абсурда был Мартин Эсслин, в 1961г. Он опубликовал книгу «Театр Абсурда». Трактуя абсурд, Эсслин говорит о том, что человек не лишает действительность смысла, а, наоборот, вопреки всему человек пытается наделить смыслом нелепую действительность.
Абсурдное сознание появляется в период культурно-исторических кризисов, таким периодом и являлась эпоха постмодернизма. О.Буренина анализируя абсурд, описывает, как Ихаб Хасан классифицирует абсурд, он включает в себя несколько стадий: 1) дадаизм (Тристан Тцара) и сюрреализм; 2) экзистенциальный или героический абсурд, фиксирующий бессмысленность бытия по отношению к рефлексирующей личности (Альбер Камю); 3) негероический абсурд: человек здесь не бунтует, он бессилен и одинок. Эта стадия ведет к созданию театра абсурда (Самюэл Беккет); 4) абсурд-агностицизм, при котором смысловая неясность, многоплановость интерпретации выдвигается на первый план (Аллен Роб-Грийе); 5) игровой абсурд, разоблачающий претензии языка на истинность и достоверность, вскрывающий иллюзорность любого текста, организованного в соответствии с правилами«культурного кода» (Ролан Барт). Согласно этой парадигме, понятие абсурда четко обусловлено модернистским и постмодернистским сознанием. Принцип, объединяющий все эти стадии абсурда - художественная анархия; основной принцип организации текстов -смешение явлений и проблем разного уровня; самый характерный прием - самопародия.
Антидрама заняла промежуточное,
переходное положение между модернизмом послевоенных лет и «антироманом». Как мы
уже упоминали самыми известными «антидраматургами» были Э.Ионеско и С.Беккет,
оба они писали пьесы на французском языке, неродном для них (Ионеско- румын,
Беккет-ирландец). Но, как отмечал Сартр, именно это обстоятельство давало
возможность доводить языковые конструкции до абсурда. То есть, заведомый
недостаток в рамках эстетического направления парадоксально обернулся
достоинством.
Предтечей абсурдистов были гротескные комедии французского классика Альфреда
Жарри, написанные на рубеже XIX и XX веков. Однако, для того, чтобы
абсурдистские идеи отчуждения и ужаса заявили о себе на весь мир, человечеству
необходимо было получить трагический опыт катастроф и потрясений первой
половины ХХ столетия. Театр абсурда не появился сразу после окончания Второй
мировой войны: сначала – шок, а потом – осознание всего, что произошло. Только
после этого психика художника превратила итоги мировой катастрофы в материал
для художественного и философского анализа.
Многочисленные пьесы театра абсурда определяются атмосферой всеобщего
идиотизма и хаоса, можно сказать, что это основной инструмент для создания иной
реальности в театре абсурда. Действие пьес зачастую происходят в небольших
помещениях, совершенно изолированных от внешнего мира.
Термин «театр абсурда» принадлежит американскому критику Мартину
Эсслину. Многие драматурги данное им определение отвергали, утверждая, что их
произведения не более абсурдны, чем реальная действительность. Но, несмотря на
бесконечные споры, жанр приобрёл популярность.
Основоположники «нового театра» считали бытие иррациональным и алогичным: в этом мире человек обречен на одиночество, страдания и смерть. Представители театра абсурда не принимали театр идейный, особенно театр Бертольда Брехта. Ионеско заявил, что «у него нет никаких идей перед тем, как начинает писаться пьеса». Его театр - «абстрактный или нефигуративный. Интрига не представляет никакого интереса. Антитематический, антиидеологический, антиреалистический. Персонажи лишены характеров. Марионетки».
В абсурдистских пьесах катарсис отсутствует, политическую идеологию Э. Ионеско отвергает, но пьесы были вызваны к жизни тревогой за судьбы языка и его носителей. Идея «Лысой певицы» и последующих его творений в том, чтобы зритель «словесный сор из сердца вытряс» и отторгал всякие шаблоны - поэтические, философские, политические как опасные средства нивелировки личности.
Источником «автоматической» речи, парализующей сознание людей, послужили фразы из учебника английского языка, состоявшему из бессмысленных банальностей и наборов слов. Речевые штампы и автоматические поступки, за которыми стоит автоматизм мышления – все это он увидел в современном буржуазном обществе, сатирически описывая его скудную жизнь. Герои этой пьесы – две супружеские пары, Смиты и Мартены. Они встречаются за ужином и ведут светский разговор, неся околесицу. Герои «Лысой певицы» – необычны, они – не люди в привычном смысле этого слова, а марионетки. Мир, населенный бездушными марионетками, лишенный какого бы то ни было смысла, – и есть главная метафора театра абсурда. Антипьеса «Лысая певица» старалась довести мысль об абсурдности мира не какими-то пространными рассуждениями, а действиями героев и их репликами в обычном общении. Желая убедить нас в том, что люди сами не знают, что хотят сказать, и говорят, чтобы ничего не сказать, Ионеско написал пьесу, в которой действующие лица говорили сущую нелепицу, по идее это и общением назвать нельзя. Чего только стоит чепуха, которую с серьезным видом несла Миссис Смит о бакалейщике Попеску Розенфельд:
«У миссис Паркер есть знакомый болгарский бакалейщик Попеску Розенфельд, он только что приехал из Константинополя. Большой специалист по йогурту. Окончил институт йогурта в Андринополе. Завтра же надо будет у него купить большой горшок болгарского фольклорного йогурта. Такие вещи редко встретишь у нас в окрестностях Лондона.
Мистер Смит щелкает языком, не отрываясь от газеты.
Йогурт прекрасно действует на желудок, почки, аппендицит и апофеоз».
Возможно, вложив в уста Миссис Смит тираду об институте йогурта, Ионеско тем самым хотел высмеять многочисленные и в большинстве своем бесполезные научные институты, которые подвергают анализу и исследованию все, что только есть в этом абсурдном мире.
Люди говорят, произносят красивые слова, не зная их смысла (причем здесь «аппендицит и апофеоз»), все потому, что их сознание настолько забито избитыми выражениями и штампами, перепутавшимися один с другим, что они употребляют их бессознательно, лишь бы что-то сказать. Та нелепица, что сидит в головах главных героев пьесы, очень четко отражена в самом конце, в 11 сцене, когда как будто в состоянии всеобщей истерии они начинают вытаскивать из памяти все слова и выражения, которые когда-либо знали:
«Мистер Смит. Хлеб это дерево, но и хлеб тоже дерево, и каждое утро на заре из дуба растет дуб.
Миссис Смит. Мой дядя живет в деревне, но повитухи это не касается.
Мистер Мартин. Бумага для письма, кошка для мышки, сыр для сушки.
Миссис Смит. Автомобиль ездит очень быстро, зато кухарка лучше стряпает.
Мистер Смит. Не будьте дураком, лучше поцелуйтесь со шпиком.
Мистер Мартин . Charity begins at home.
Миссис Смит. Я жду, что акведук придет ко мне на мельницу.
Мистер Мартин. Можно доказать, что социальный прогресс лучше с сахаром.
Мистер Смит. Долой сапожную ваксу!»
Главным в пьесе является то, что коммуникация становится невозможной, поэтому возникает вопрос: Нужно ли нам то средство с помощью которого осуществляется общение, т.е. язык? Персонажи Ионеско далеки от того, чтобы искать новый язык, замыкаются в безмолвии их собственного языка, ставшего бесплодным.
Произнося всякую нелепицу, бессвязно и невпопад отвечая на реплики собеседников, герои антипьесы доказывают то, что в современном обществе человек одинок, его не слышат другие, да и он не старается понять своих близких. Например, в начале пьесы Миссис Смит «обсуждает» со своим мужем проведенный вечер. На ее реплики Мистер Смит лишь «щелкает языком не отрываясь от газеты» , складывается впечатление, что Миссис Смит говорит в пустоту. Да и сами себя они, как кажется не слышат, поэтому их речь противоречива: «Мистер Смит. Черты лица у нее правильные, но красивой ее не назовешь. Она слишком высока и толста. Черты лица у нее неправильные, но она очень красива. Она маловата ростом и худа. Она учительница пения». Термин «потерянное поколение» Ионеско своим героям не приписывал, но все же они не могут связно ответить на вопрос, описать событие, потому что все потеряно: ценности разрушила война, жизнь нелогична и бессмысленна. Они сами не знают кто они такие, внутри они пусты. У экзистенциалистов есть два понятия «сущность» и «существование», так вот герои этой пьесы просто-напросто существуют, в них нет никакой сущности, подлинности. Пьеса начинается диалогом между Мистером и Миссис Смит, а заканчивается диалогом Мистера и Миссис Мартин, хотя разницы, в общем-то, никакой, они безлики и одинаковы.
Герои антипьесы совершают непонятные и невразумительные поступки. Они живут в абсурдной реальности: заканчивают «институт йогурта», а взрослая девушка служанка Мэри, смеясь и плача, сообщает, что купила себе ночной горшок, труп Бобби Уотсона через четыре года после смерти оказывается теплым, а хоронят его через полгода после смерти, причем Мистер Смит говорит, что «это был красивейший труп».
Один из приемов, которые использует Ионеско – это принцип нарушения причинно-следственных отношений. «Лысая певица» начинается нарушением причинной последовательности. Реплика госпожи Смит:
«О, девять часов. Мы съели суп, рыбу. Картошку с салом, английский салат. Дети выпили английской воды. Сегодня мы хорошо поели. А все потому, что мы живем под Лондоном и носим фамилию Смит».
И далее в пьесе этот прием систематически используется. Например, когда Мистер Смит заявляет: «Все в застое - торговля, сельское хозяйство и пожары…Год такой», - Мистер Мартен продолжает: «Нет хлеба, нет огня» , превращая, таким образом, то, что является простым сравнением, в абсурдную причинную связь. Искажение связи причины и следствия, парадокс - один из источников комизма. В седьмой сцене мы наблюдаем следующий парадокс:
Мистер Смит. Звонят.
Миссис
Смит. Не стану открывать.
Мистер Смит. Но, может, все-таки кто-то пришел!
Миссис Смит. В первый раз - никого. Второй раз - никого. И откуда ты взял, что
теперь кто-то пришел?
Мистер Смит. Но ведь звонили!
Миссис Мартен. Это ничего не значит.
Сущность парадокса состоит в неожиданном несовпадении вывода с посылкой, в их противоречии, что наблюдается в реплике Миссис Смит - "Опыт показал, что когда звонят, то никогда никого не бывает".
Отсутствие причинно-следственных связей приводит к тому, что факты и доводы, которые должны были бы удивить всякого, не вызывают никакой реакции со стороны собеседника. И наоборот, самый банальный факт вызывает удивление. Так, например, услышав рассказ Миссис Мартен о том, что она увидела нечто необыкновенное, а конкретно "Господина, прилично одетого, в возрасте пятидесяти лет", который всего на всего зашнуровывал ботинок, остальные приходят в восторг от услышанного и долго обсуждают это «необычайное происшествие». Кроме этого у героев пропадает память. "Память - это, в основном, коллекция событий, позволяющих восстанавливать следствие всякой вещи. Если мир детерминизма не может быть понятен без памяти, фиксирующей причинные отношения, мир индетерминизма, так, как его понимает Ионеско, исключает общую память" . Мистер и Миссис Мартен признают свою супружескую связь только после того, как они установили, что спят в одной и той же постели и имеют одного и того же ребенка. Господин Мартен подытоживает:
«Итак, дорогая мадам, нет никакого сомнения в том, что мы с вами встречались и вы моя законная супруга… Элизабет, я вновь тебя обрел!»
На протяжении всей пьесы персонажи «Лысой Певицы» несут всякую околесицу в унисон английским настенным часам, которые «отбивают семнадцать английских ударов». Сначала эти часы били семь часов, потом три часа, а затем интригующе молчали, а потом и вовсе «расхотели отчитывать время». Часы потеряли способность измерять время потому, что вообще исчезла материя, внешний мир утратил свойства реальности. Звонок звонит, но никто не входит - это убеждает персонажей пьесы в том, что никого и нет, когда звонят. Иными словами, сама реальность не способна дать знать о себе, ибо неизвестно, что она такое.
Все поступки, совершаемые персонажами «Лысой певицы», нелепости, повторяемые ими бессмысленные афоризмы - все это напоминает нам эпоху дадаизма, дадаистские спектакли начала ХХ века. Однако различие между ними заключается в том, что если дадаисты утверждали о бессмысленности мира, то Ионеско все же претендовал на философский подтекст. В нелепостях его «антипьес» мы видим намек на абсурдную реальность. Он сознавался в том, что пародировал театр, ибо хотел пародировать мир.
2.2. Критика системы образования и политических систем.
Одной из ведущих тем творчества Ионеско была тема разоблачения любых форм подавления личности. В «комической драме» «Урок» учитель оглупляет и морально калечит своих учеников, а, например, в «псевдодраме» «Жертвы долга» полицейский унижает драматурга, который доказывал, что «нового театра» не существует - характерно, что несчастного спасает поэт, сторонник иррационального театра.
8.Райан Пети «От Беккета к Стоппарду: Экзистенциализм, Смерть и Абсурд»
Взгляд на Ницше Н.Фёдоров. Статьи о Ницше.
Весомый вклад в развитие "театра абсурда" сделал румынский драматург Э. Ионеско.
"Он всегда оставался поэтом, потому что его одиночество осаждали трагические образы. Его театр наполнен символами, но образ всегда предшествовал значению".
Французский писатель Ж. Готье назвал его "не поэтом, не писатель, никак драматургом, а проказником, мистификатором, болтуном и лжецом".
Болгарский литератор А. Натев объяснил успех Ионеско изобретательностью и саморекламой.
Г. Бояджиев писал, что цель Э. Ионеско "цинично посмеяться над человеком... вырвать ее из современности.... убить в ней общественное начало, затянуть во мрак.... И оставить один на один с животным инстинктом".
Французский драматург Эжен Ионеско родился 26 ноября 1909 в г.. Слатине, неподалеку от Бухареста. Отец его был румыном, мать - француженкой. В 1913 году семья переехала в Париж, с которым Э. Ионеско-старший связывал надежду на успешную юридическую карьеру. Через 2 года, оставив жену с двумя детьми, он вернулся в Румынию, где начал заниматься адвокатской практикой, а через некоторое время у него появилась новая семья. Забота о первой семье легла на плечи матери, вынужденной браться за любую работу, чтобы прокормить детей. Мать стала для Ионеско прообразом человеческого одиночества.
Но, несмотря на трудности, детство оставило в его памяти впечатление непрерывного праздника - "праздники без причины". "Это, - вспоминал позже Ионеско - время чудес или чудесного; будто из тьмы вынырнул сияющий, новенький и вовсе странный мир. Детство закончилось в тот момент, когда вещи перестали быть странными. Как только мир начал казаться вам знакомым, как только вы привыкаете к собственному существованию, вы стали взрослыми ". Заповедным" райским уголком "стала для Эжена ферма" Мельница "в местности Ла Шапель-Антенез, где он провел два года, с 1917 по
1919. Наслаждаясь "абсолютной" полнотой жизни, чувствовал себя центром мироздания, неизменным и вечным. Сюда, желая хоть как-то вернуть "потерянный рай", он посетил и во взрослой жизни. Одна из таких поездок была связана со съемками фильма по автобиографическим романом "Одинокий", где автор сыграл роль главного героя.
"Праздник детства" закончилось в 1922 году, когда Эжен вместе с сестрой переехал в Бухарест. Жизнь в столице Румынии было омрачено постоянными конфликтами с отцом - эгоистичной и деспотичной человеком, который постоянно вмешивался в дела сына. Однако тринадцати годам, проведенным на румынской земле, писатель был обязан и всем своим творением, и привлечением к другой культурной традиции, и первыми шагами на литературном поприще.
Посещение бухарестского лицея требовало серьезно заняться изучением английского языка, которой к тому времени он практически не знал. По мере же погружения в стихию нового языка, юноша все больше отстранился от родной, так что к концу пребывания в Румынии разучился писать литературным языком. Еще одним преимуществом обучения в бухарестском лицее было знакомство будущего драматурга с другой политико-воспитательной системой, которая обеспечила ему стойкий иммунитет против любой идеологии. Писатель иронизировал: "В детстве я пережил большое потрясение. Во Франции, в сельской школе меня учили, что французская, которая была моим родным языком, лучшая язык в мире, а французы - храбрые, они всегда побеждали своих врагов. В Бухаресте я узнал, что мой язык - румынский, что румыны всегда побеждали своих врагов. Для этого оказалось, что не французы, а румыны лучшие. Большое счастье, что я не оказался за год в Японии ".
1929 Эжен поступил в Бухарестского университета, где вопреки воле отца, который хотел, чтобы сын стал инженером, изучал французскую словесность. Студентом начал публиковаться. Сборник элегий, выданный 1931 и написан на румынском языке, был первым и последним обнародованием стихотворных опытов. В университетскую время Э. Ионеско выступил и как литературный критик. Среди работ того времени выделились два эссе, в одном из которых автор отстаивал значимость румынской литературы, а в другом наоборот - упрекал ее за второстепенности. Итогом деятельности молодого критика стала книга статей, вышедшей в 1934 году под названием "Нет".
Найдя писать в Париже докторскую диссертацию на тему "Грех и смерть во французской литературе после Бодлера", писатель поспешно покинул Бухарест. Однако десять лет он провел в скитания между двумя родиной.
"75-летний драматург, - писал австрийский писатель Герхардт Рот, - жил в швейцарском городке Санкт-Галлен. Однажды он назначил мне свидание в местной типографии, где в течение десяти лет время от времени рисовал картины. Типография - разделено перегородками помещения, вымощен известью и освещенное неоном. На стенах - яркие картины Ионеско, напоминающие веселые детские рисунки. Сам драматург - в синем запятнанному халате - сидел перед стаканчиками с красками. Он говорил, что любит работать в типографии под ритмичный грохот машины рядом с рабочими, потому что не терпит одиночества. И добавил, что очень любит жизнь, любит людей, но своим творчеством приблизился к границе Молчание ".
Все произведения Э. Ионеско - сложные и непонятные, насыщенные философской проблематикой.
Появление "Лысой певицы" стала новым периодом жизни, заполненным профессиональной литературным трудом. Вслед за ней вышли произведения, прославившие эстетику "театра абсурда": "Урок" (1950), "Стулья" (1951), "Жертвы долга» (1952), "Этюд для четырех" (поч. 50-х), " бескорыстный убийца "(1957)," Носорог "(1959)," Воздушный пешеход »(1962)," Король умирает "(1962) и другие.
Пьеса "Лысая певица" - острая пародия на искусственный язык, на котором писали пособия для тех, кто изучал иностранные языки, вызвала 1950 шок среди парижской публики. Автор же сразу прославился как самый экспонент "театра абсурда". Диалоги в "Лысой певице» - это обмен банальностями, фразами, лишенными смысла. То, что было скрыто под поверхностью жизни - опустошенность будничного существования, изолированность, отчуждение человека в повседневности, где существование превращается в механическое, автоматизированное, неосмысленное, - якобы выводилось на поверхность самой абсурдности языка, структуры пьесы.
Следующая пьеса «Урок» (1951) - это сатира, кульминационный акт грубости.
"Стулья" (1952) - трагический фарс о паре пожилых людей, которая ждала визитеров, которые никогда не придут. Здесь сосредоточением главного внимания на предметах акцентировалось внимание на процессе дегуманизации современной жизни. Драматург, по его словам, изобразил ситуацию умирания, когда мир исчезал. Пустые стулья - сценическая метафора. Она соединила классическое экзистенциальное Ничто с известным экзистенциальным состоянием души. Кроме того, поскольку пустые стулья будто заполняли желанными посетителями - это еще и метафора иллюзий, которыми человек заполнял пустоту бытия, метафора жизненной гордости.
В произведении "Воздушный пешеход" главный герой - творец пьес Беранже - днем негаданно взлетел над землей. Гамма ощущений, возникшая во время этой "воздушной" прогулки, воскресила упоминания о его собственных "полеты". Это символический момент, потому что полет Беранже - символ того духовного подъема, в момент которого переродился мир, став ласковым и светлым, а человек - свободной от тошноты жизни и страха смерти. Полет возродил в Беранже ребенка, открыв в нем единство полноты и легкости.
В пьесе "Жертвы долга" какой Шуберт совершил необычную прогулку - он проложил путь и к вершине, и в бездну. Но и на дне пропасти герой нашел "чудо" - вогнеквитковий дворец, окруженный сказочными цветами и каскадами потоков, которые переливались.
Сюжет в драме "Король умирает", по словам драматурга, сотканный из его собственного опыта, стал "практическим курсом смерти". В начале произведения король Беранже Первый поставлен в известность о том, что в конце пьесы он умрет, робко сказал: "Яумру, когда захочу. Я король и решаю я". А в последней картине он, как примерный ученик, отдался смерти. В его жизни было две женщины: Мария и Маргарита. Любимая Мария поддерживала в короли затихающий огонь жизни. Маргарита, наоборот, с безразличием акушерки "перерезала пуповину", связывающую Беранже с миром. В борьбе двух жен за душу Беранже прослеживался фрейдистский поединок глубинных начал личности - Эроса и Танатоса, без сознательного стремления к любви и к смерти.
В других пьесах Э. Ионеско высмеивались ценности супружеской жизни, конфликты, возникавшие между родителями и детьми.
На родине и за рубежом вырос спрос на драмы художника. Автор получил многочисленные премии, в 1971 году был избран членом Французской академии.
Кроме трех десятков пьес, литературное наследие Ионеско включила прозу (сборник рассказов "Фотография полковника" (1962), роман "Одинокий"), дневниковые заметки "весне 1939 года", эссе, статьи, выступления. Но все же центральное место в его творчестве Йоско, по праву, принадлежали драматургии. Смерть художника 1994 в определенной степени стала итоговой чертой целой эпохи в развитии мирового театра.
Его пьесы существенно отличались от произведений других ггоедставникив "театра абсурда". Индивидуально-стилевые доминанты творчества Э. Ионеско:
o трагифарсовисть;
o фантасмагоричность;
o одновременность и перехреснисть двух и более диалогов с объединением их в определенных местах в один метадиалог;
o искусство предельно холодное и равнодушное к человеку;
o стимулирование активности зрителей только на разгадывание своих головоломок, загадок, туманной метафоричности системы, которая предусматривала множественность толкований;
o абсурдные ситуации как способ организации художественного материала;
o отсутствие персонажей с правдоподобной психологией поведения;
o неопределенность, безликость места действия произведений, нарушение временной последовательности;
o использование приема одновременного развертывания двух, трех, а иногда и больше диалогов, абсолютно далеких по теме разговора, что совпадали в определенных местах;
o важные проблемы - любовь, смерть, удивление, бред;
o стремление лишить своих "героев" любого намека на собственную психологию, сделать их взаимозаменяемыми, персонажами без характеров, марионетками, моделями, "архетип мелкой буржуазии";
o герои - это конформисты, которые существовали при всех условиях, в любые времена, при любой власти. Они двигались, мыслили чувствовали вместе.
Доминирующее место в творчестве Е. Ионеско принадлежало пьесе "Носороги".
В обществе XX века разработаны целые механизмы воздействия на человеческое сознание с целью управлять человечеством, манипулировать им, превращать людей в послушных кукол. Именно поэтому в настоящее время возникла необходимость в защите человеческой индивидуальности, в предупреждении о тех угрозах, которые ждали человека. Дух коллективизма неизменно действовал в одном направлении: он открыл личность в стихии безличного, убил индивидуальность, а, значит, и человека. Именно так - в тесной связи с потерей человеческого облика - изображен феномен массового обезличивания общества в пьесе "Носороги". Пьеса пронизана критикой деиндивидуализации, автоматизма, конформизма, мещанства и одновременно глубокой болью за человека и его внутренний мир.
Фантастически абсурдный сюжет повального превращения людей в носорогов, однако, имел вполне реальный корень в политической жизни Европы 30-х годов. В предисловии к драме Э. Ионеско отметил, что толчок к ее написанию дали впечатление французского писателя Дени де Ружмона, которые он принес с демонстрации нацистов во главе с Гитлером в Нюрнберге в 1936 году. "Дени де Ружмон, - рассказывал драматург - видел эту толпу, которую постепенно захватывала какая-то истерия. Издалека люди в толпе как сумасшедшие выкрикивали имя этой страшной человека. Гитлер приближался, и с его приближением нарастала волна этой истерии, которая захватывала все новых людей ". Этот рассказ очевидца действительно содержала в себе зародыш содержания "Носорогов". В ней распознавали две главные тематико-сюжетные линии пьесы - развитие коллективной истерии (в драме - эпидемии "оносороження") и иррациональный сопротивление одиночки массовому психозу (в драме он воплотился в образе Беранже).
Однако, кроме рассказа очевидца, толчком к написанию драмы "Носорог" стал эпизод из жизни самого автора. Он стал свидетелем массовой истерии на городском стадионе во время выступления Гитлера и чуть сам не подвергся ей. Увиденное вызвало у драматурга глубокие размышления. Конечно, на стадионе те, прежде всего нацисты, для которых все, что говорил Гитлер, было их убеждению, фанатичной верой. Но большинство, конечно, - это временно ослеплены люди, которых просто использовали, "насилуя" их сознание.
Таким образом, драма "Носороги" - произведение, прежде всего, антифашистский, Антиной-цистський. По признанию самого Ионеско, он, как свидетель зарождения фашизма в Румынии в 30-х годах, действительно стремился описать процесс пацификации страны.
"Меня, - делился своими сомнениями драматург, - поражает успех этой пьесы. А понимают ли ее люди так, как следует? Распознают ли в ней тот Чудовищные феномен омассовления, в котором я веду речь? А главное, все ли они являются личностями, обладающими душой, единственной и неповторной? "
Свою пьесу "Носорог" Э. Ионеско назвал трагифарсом. Именно с помощью фарсовых средств и приемов драматург подчеркнул трагический смысл существования. Основное средство - трагикомический гротеск, одновременно подчеркнул смысл страшного явления и обнажил комично абсурдную риса (превращения людей в носорогов).
Пьеса состояла из трех действий. В первом действии события происходили в Европе, в провинциальном французском городе, в котором "даже не было зоопарка". Однажды здесь начали происходить непонятные ужасные метаморфозы: люди превратились в носорогов, товстошкурих, равнодушных, самоуверенных, агрессивных. Сначала заметна обеспокоенность некоторых жителей. Как всегда, первыми забеспокоились журналисты. Люди, скрываясь от проблем, не думали о том, как предотвратить беду, а вели дискуссии относительно вида носорога - африканский он или азиатский.
Во втором действии ситуация осложнилась: появилась угроза массового оносороження, носорогами стали некоторые из сотрудников Беранже, а затем подробно, почти "реалистично", было изображено преобразования второго Жана.
В третьей абсурдная ситуация приобрела апогея: все, кто окружал Беранже, стали носорогами, рев носорогов звучал по радио, их изображения появились на картинах. И вот кульминация и одновременно финал произведения: абсурд стал нормой, норма - абсурдом. Все стали носорогами, и только один человек остался таким, каким был. И она не собиралась менять своих взглядов, изменять саму себя. И именно этот ее выбор внес в хаос определенный порядок: абсурд остался абсурдом, норма - нормой. Беранже сохранил свою человеческую сущность, следовательно, подтвердил способность человека противостоять злу, в данном случае - омасов-нию. Пусть он даже остался один, но мировой порядок сохранен.
В произведении сквозь видимый абсурд просвечивались скрытые философские проблемы:
o способности человека противостоять злу (в данном случае омасовленню)
o причины оносороження людей (по собственному убеждению, "заразился", втянули силой)
o человеческой склонности прятаться от неприятных очевидностей (носороги - это "миф", "мистификация", "иллюзия").
Для понимания многогранности проблем, поставленных в пьесе, в качестве литературно-художественного источники драматург назвал "Перевоплощение" Кафки.
Процесс "оносороження", превращение людей в пьесе прошел несколько этапов:
o появление одного носорога как реакция на него жителей города
o реакция жителей города на нескольких носорогов как на неоспоримую реальность, от которой никуда не деться;
o эпидемия "оносороження" большинства представителей города, искажения всех норм морали, мировоззренческих позиций.
Анализируя персонажей, драматург акцентировал внимание на внутреннем мире личности. Изобразив преобразования одного из центральных героев, Жана, автор с помощью "оносорожених" лозунгов воспроизвел динамику роста внутреннего чудовища и его последующего торжества над цивилизованной и гуманной частью личности. Превращен Жан провозгласил печально истины - культ первоначальной энергии, красоту силы, необходимость смести моральные барьеры и восстановить вместо них "законы джунглей".
Образы в произведении носили определенную смысловую нагрузку. Кан - сноб, который безоговорочно преклонялся перед модой, манерами, вкусами, прежде всего, что было принято в аристократической среде.
Ботар - человек, который все отрицала, скептик, ни во что не верил. Но такой скептицизм - это не следствие убеждений, а удобная жизненная позиция: особо не вмешиваться, не думать над жизненными явлениями. Столкнувшись с негативным явлением, осознав опасность, такие люди пытались во всем обвинить других. Дударь - антагонист Ботар. Он, наоборот, пытался понять логику явлений, теоретизировать их. Госпожа Беф - проявление слепой веры в того, кого любят. Логик - демагог в первоначальном, обнаженном виде. Его выражение "Все коты смертные. Сократ смертен" - стала формулой любой демагогии. Дези - пример человека, который не смог устоять перед силой, напором, какой-то степени и привлекательностью явления, стало массовым. Имея здоровые нравственные задатки, Дези все же слишком практична, переоценивали роль силы. Дези оскорбила г Папильйон, вызвала подавленное состояние тайно влюбленного в нее Дударя, ускорив их преобразования в носорогов.
Тем самым Э. Ионеско подчеркнул, что те или иные впечатления на бытовом уровне, например, неразделенная любовь, также очень часто влияли на решение человека что-то изменить в своей жизни.
Таким образом, только один из героев не поддался "оносороженню". Это Беранже, который имел устойчивые моральные принципы, которые для него несомненны, которым верил, пусть даже интуитивно, руководствуясь не теорией, а жизненной практикой. Герой имел ясный ум, не загроможден схоластикой, оторванной от реальности. Он не боялся рассуждать и высказывать мысли, которые не совпадали с мыслями обычных людей, то есть имел свободное и независимое мышление. Все это сделало его индивидуальностью, хотя и давалось герою очень нелегко.
Э. Ионеско предупреждал: "" Носорог "- антифашистская пьеса, но это еще и пьеса, направленная против тех эпидемий," одеваются в одежду "различных идей, не становясь при этом менее опасными эпидемическими заболеваниями". Но как каждый выдающееся произведение, пьеса "Носорог" побудило к более глубокому и широкому толкованию ее содержания, она - одновременно и обобщения, исследование процесса программирования, бомбежки любой нации определенной идеологической теории. Драматург раскрыл все этапы этого процесса от его появления до конца. Итак, произведение направлено против всех видов истерии, против попыток омасовлення, оносороження человека, хотя в реальной жизни бывало очень нелегко отличить правду от демагогии. По тональности пьесы чувствовалось, что автор воспринимал это явление не только как позор нации, но и как ее беду, трагедию. И он стремился проникнуть еще глубже, до уровня обычной, обычного человека и отыскать причины ее неспособности сопротивляться попыткам повлиять на его сознание.
Курс лекций
Фицджеральд одним из первых в американской литературе обратился к теме крушения «американской мечты».
Американский литературовед М. Каули очень точно описал присущий Фицджеральду приём «двойного видения» как характерную черту этого художника слова. «Он развивал в себе двойное видение. Он не уставал любоваться позолоченной мишурой жизни Принстона, Ривьеры, Северного берега Лонг-Айленда и голливудских студий, он окутывал своих героев дымкой поклонения, но сам же эту дымку и развеивал». Об утрате иллюзий и оборачивающемся трагедией столкновении с реальностью и рассказано в романах, новеллах, в его эссе «Крушение» (1936), где он говорил о том, что в ранние годы своей взрослой жизни видел, «как реальностью становятся вещи невероятные, неправдоподобные, порою немыслимые». Путь столкновения с реальностью, путь духовной катастрофы, утраты идеалистических представлений, растраты таланта проходят герои романов «Великий Гэтсби» (1925), «Ночь нежна» (1934), неоконченного романа «Последний магнат» . Но уже в самом раннем романе «По эту сторону рая» (1920) прозвучала тема «потерянности», охватывающей романтически настроенных идеалистов при столкновении с жёсткой прозой действительности.
О гибели таланта рассказано в романе «Ночь нежна» . Работая над произведением, автор подчёркивал: «…крушение будет предопределено не бесхарактерностью, а подлинно трагическими факторами, внутренними противоречиями идеалиста и компромиссами, которые навязывают герою обстоятельства». Во всё усиливающейся склонности художников удовлетворять запросы рынка, отдавать искусство на потребу бизнеса Фицджеральд видел одно из проявлений «американской трагедии».
Самой большой известностью и признанием пользуется роман Фицджеральда «Великий Гэтсби» . Герой произведения, разбогатевший на незаконной торговле спиртным, всего себя и всё своё богатство готов отдать любимой им Дэзи. Мечта о любви и счастье живёт в его душе. Он одержим этой мечтой. Гэтсби прорывается в мир богатства и роскоши, к которому принадлежит Дэзи, не дождавшаяся возвращения Гэтстби с войны и вышедшая замуж за Тома Бьюкенена. Деньги не приносят счастья Гэтсби. Деньги калечат Дэзи, лишают её всяких представлений об истинной любви, о порядочности и морали. Она и её муж – виновники смерти Гэтсби. Жизнь в мире роскоши лишила их чувства вины и ответственности. Великая нежность, любовь, самоотверженность Гэтсби не были поняты Дэзи, она не смогла их оценить, как, впрочем, и все живущие в её мире. В «Великом Гэтсби» художественное мышление Фицджеральда получило наиболее полное выражение. М. Каули заявил: «Фицджеральд ощущал свою кровную связь со временем так остро, как никакой другой
Зарубежная литература. ХХ век
писатель его периода. Он всеми силами стремился сохранить дух эпохи, неповторимость каждого её года: словечки, танцы, популярные песни, имена футбольных кумиров, модные платья и модные чувства. С самого начала он ощущал, что в нём аккумулируется всё типичное для его поколения: он мог заглянуть внутрь себя и предсказать, чем вскоре будут заняты умы его современников. Он всегда оставался благодарным веку джаза за то, что, по его же собственным словам, сказанным о себе в третьем лице, «этот век создал его, льстил ему и озолотил его просто потому, что он говорил людям, что думает и чувствует так же, как они».
1. Шабловская, И.В. История зарубежной литературы (ХХ век, первая половина) / И.В. Шабловская. – Минск: изд. центр Экономпресс,
1998. – С. 285–323.
2. Зарубежная литература ХХ века: учеб. для вузов / Л.Г. Андреев [и др.]; под ред. Л.Г. Андреева. – М.: Высш. шк.: изд. центр Академия,
2000. С. 356–373.
3. Зарубежная литература. ХХ век: учеб. для студ. пед. вузов / Н.П. Михальская [и др.]; под общ. ред. Н.П. Михальской. – М.: Дрофа,
2003. – С. 214–252.
Курс лекций
Лекция № 14
Театр абсурда
1. «Театр абсурда». Общая характеристика.
2. Особенности повествовательной техники С. Беккета.
3. Особенности повествовательной техники Э. Ионеско.
1. «Театр абсурда». Общая характеристика
«Театр абсурда» – общее название для драматургии поставангардного периода 1950–1970-х годов. Этот своеобразный взрыв подготавливался исподволь, он был неизбежен, хотя и имел в каждой европейской стране, помимо общих, и свои, национальные, предпосылки. Общие – это дух успокоенности, мещанского самодовольства и конформизма, воцарившиеся в Европе и США после Второй мировой войны, когда на сцене господствовали обыденность, приземлённость, ставшие своеобразной формой скованности и молчания театра в период «испуганного десятилетия».
Было очевидно, что театр стоит у порога нового периода своего существования, что необходимы такие способы и приёмы изображения мира и человека, которые бы отвечали новым реалиям жизни. Театр поставангарда – самый шумный и скандальный, швырнувший вызов официальному искусству своей шокирующей художественной техникой, напрочь отметающий старые традиции и представления. Театр, взявший на себя миссию говорить о человеке как таковом, универсальном человеке, но рассматривающий его как некую песчинку в космическом бытии. Создатели этого театра исходили из мысли об отчужденности и бесконечном одиночестве в мире.
Впервые театр абсурда заявил о себе во Франции постановкой пьесы Э. Ионеско «Лысая певица» (1951). Никто тогда не предполагал, что зарождается новое течение в современной драматургии. Через год
Зарубежная литература. ХХ век
Сам термин «театр абсурда», объединивший писателей различных поколений, был принят и зрителем, и читателем. Однако сами драматурги его решительно отвергали. Э. Ионеско говорил: «вернее было бы назвать то направление, к которому я принадлежу, парадоксальным театром, точнее даже «театром парадокса».
Творчество драматургов театра абсурда было чаще всего, по замечанию Т. Проскурниковой, «пессимистическим ответом на факты послевоенной действительности и отражением её противоречий, повлиявших на общественное сознание второй половины нашего века». Это проявилось прежде всего в чувстве растерянности, а точнее, затерянности, охватившем европейскую интеллигенцию.
Поначалу всё, о чём рассказывали в своих пьесах драматурги, казалось бредом, представленным в образах, своего рода «бредом вдвоём». Ионеско в одном из своих интервью заявляет: «Разве жизнь не парадоксальна, не абсурдна с точки зрения усредненного здравого смысла? Мир, жизнь до крайности несообразны, противоречивы, необъяснимы тем же здравым смыслом… Человек чаще всего не понимает, не способен объяснить сознанием, даже чувством всей природы обстоятельств действительности, внутри которой он живёт. А стало быть, он не понимает и собственной жизни, самого себя».
Смерть в пьесах выступает символом обречённости человека, она даже олицетворяет и абсурдность. Поэтому мир, в котором живут герои театра абсурда, – это царство смерти. Оно непреодолимо никакими человеческими усилиями, и любое героическое сопротивление лишается смысла.
Ошеломляющая алогичность происходящего, нарочитая непоследовательность и отсутствие внешней или внутренней мотивированности поступков и поведения действующих лиц произведений Беккета и Ионеско создавали впечатление, что в спектакле заняты актёры, никогда ранее не игравшие вместе и задавшиеся целью во что бы то ни стало сбить друг друга, а заодно и зрителя с толку. Обескураженные зрители встречали подобные постановки иногда улюлюканьем и свистом. Но вскоре парижская пресса заговорила о рождении нового театра, призванного стать «открытием века».
Период расцвета театра абсурда давно прошёл, а проблемы, поставленные С. Беккетом и Э. Ионеско, их драматическая техника остаются актуальными и в настоящее время. Интерес к театру абсурда не только не погас, а, напротив, постоянно растёт, в том числе и в России, о чём свидетельствуют постановки пьесы С. Беккета «В ожидании Годо» в санкт-петербургском Большом драматическом театре (сезон 2000 года). В чём причина успеха театра абсурда, который длительное время был у нас под запретом? Не парадоксально ли то, что интерес вызывает театр,
Курс лекций
предложивший зрителям познакомиться с существом, лишь внешне напоминающем человека, существом жалким и униженным, либо, наоборот, довольным своей ограниченностью и невежеством?
В творчестве драматургов театра абсурда ощущается углубление трагического восприятия жизни и мира в целом.
Деятели этого театра – С. Беккет, Э. Ионеско, Ж. Жене, Г. Пинтер – пишут, как правило, о трагической судьбе человека, о жизни и смерти, но облекают свои трагедии в форму фарса, буффонады.
2. Особенности повествовательной техники С. Беккета
Именно в таком жанре написана пьеса С. Беккета (1909–1989) «В ожидании Годо» (1953). После постановки пьесы имя её автора стало всемирно известным. Эта пьеса – лучшее воплощение идей театра абсурда.
В основу произведения лёг как личный, так и общественный трагический опыт писателя, пережившего ужасы фашистской оккупации Франции.
Место действия в пьесе – заброшенная проселочная дорога с одиноким высохшим деревом. Дорога воплощает символ движения, но движения, равно как и сюжетного действия, здесь нет. Статика сюжета призвана продемонстрировать факт алогизма жизни.
Две одинокие и беспомощные фигуры, два существа, затерявшиеся в чужом и враждебном мире, Владимир и Эстрагон , ждут господина Годо, встреча с которым должна разрешить все их беды. Герои не знают, кто он такой и сможет ли им помочь. Они никогда его не видели и готовы принять за Годо любого прохожего. Но они упорно ждут его, заполняя бесконечность и томительность ожидания разговорами ни о чем, бессмысленными действиями. Они бесприютны и голодны: делят пополам репу и очень медленно, смакуя, съедают её. Страх и отчаяние перед перспективой и дальше влачить невыносимо жалкое существование не раз приводит их к мысли о самоубийстве, но единственная веревка рвется, а другой у них нет. Ежедневно утром они приходят на условленное место встречи и каждый вечер уходят ни с чем. Таков сюжет пьесы, состоящий из двух актов.
Внешне второй акт словно повторяет первый, но это только по видимости. Хотя ничего не произошло, но вместе с тем изменилось многое. «Безнадежность усилилась. Миновал день или год – неизвестно. Герои состарились и окончательно упали духом. Они все на том же месте, под деревом. Владимир всё ещё ждёт Годо, вернее, пытается убедить приятеля (и себя) в этом. Эстрагон утратил всякую веру».
Герои Беккета могут только ждать, ничего более. Это полный паралич воли. Но и ожидание это все более становится бессмысленным,
Зарубежная литература. ХХ век
ибо ложный вестник (мальчик) постоянно отодвигает встречу с Годо на «завтра», не приближая несчастных ни на шаг к конечной цели.
Беккет проводит мысль о том, что в мире нет ничего, в чем человек мог бы быть уверен . Владимир и Эстрагон не знают, действительно ли они находятся на условленном месте, не знают, какой сейчас день недели и год. Невозможность разобраться и что-либо понять в окружающей жизни очевидна хотя бы во втором акте, когда герои, приходя на следующий день, не узнают места, где они ждали Годо накануне. Эстрагон не узнает свои ботинки, а Владимир не в состоянии ему ничего доказать. Не только герои, но вместе с ними и зрители невольно начинают сомневаться, хотя и место ожидания все то же. Ни о чём в пьесе нельзя сказать с уверенностью, все зыбко и неопределённо. К Владимиру и Эстрагону дважды прибегает мальчик с поручением от Годо, но во второй раз мальчик говорит им, что никогда раньше здесь не был и видит героев впервые.
В пьесе неоднократно возникает разговор о том, что Эстрагону жмут ботинки, хотя они изношены и дырявы. Он постоянно одевает и вновь с великим трудом снимает их. Автор как бы говорит нам: вот и вы всю свою жизнь не можете освободиться от лишающих вас движения пут. Эпизоды с башмаками вводят в пьесу стихию комического, фарсового начала, это так называемые «низовые образы» (Коренева М.), заимствованные Беккетом из традиции «низовой культуры», в частности мюзикл-холла и цирковой клоунады. Но при этом фарсовый приём переводится Беккетом в метафизический план, и башмаки становятся символом кошмара бытия.
Приёмы клоунады рассыпаны по всему произведению: вот, например, сцена, когда голодный Эстрагон жадно обгладывает куриные косточки, которые бросает ему богатый Поццо, слуга Поццо, Лакки, с тоской смотрит, как уничтожается его обед. Эти приемы присутствуют в диалогах и речах героев: когда на Лакки надели шляпу, он извергает совершенно бессвязный словесный поток, сняли шляпу – поток тут же иссяк. Диалоги героев нередко алогичны и строятся по принципу, когда говорящие говорят каждый о своём, не слушая друг друга; порой Владимир и Эстрагон и сами чувствуют себя словно на цирковом представлении:
Вл.: Чудесный вечер. Эстр.: Незабываемый. Вл.: И он ещё не кончился. Эстр.: По-видимому, нет.
Вл.: Он только-только начался. Эстр.: Это ужасно.
Вл.: Мы точно на представлении. Эстр.: В цирке.
Вл.: В мюзик-холле.
Курс лекций
Эстр.: В цирке.
Непрестанное жонглирование словами и фразами заполняет пустоту непереносимого состояния ожидания; подобная словесная игра – единственная ниточка, отделяющая героев от небытия. Это всё, на что они способны. Перед нами полный паралич мышления.
Низкое и высокое, трагическое и комическое присутствуют в пьесе в неразрывном единстве и определяют жанровую природу произведения.
Кто же такой Годо? Бог (God?) Смерть (Тod?) Толкований множество, но ясно одно: Годо – фигура символическая, она начисто лишена человеческого тепла и надежды, она бесплотна. Что такое ожидание Годо? Может быть, сама человеческая жизнь, ставшая в этом мире не чем иным, как ожиданием смерти? Придёт Годо или нет – ничего не изменится, жизнь так и останется адом.
Мир в трагифарсе Беккета – это мир, где «Бог умер» и «небеса пустынны», а потому тщетны ожидания.
Владимир и Эстрагон – вечные путники, «весь род человеческий», и дорога, по которой они бредут, – это дорога человеческого бытия, все пункты которой условны и случайны. Как уже говорилось, в пьесе нет движения как такового, здесь есть лишь движение во времени: за время между первым и вторым актами на деревьях распустились листья. Но этот факт не содержит в себе ничего конкретного – лишь указание на течение времени, у которого нет ни начала, ни конца, как нет их и в пьесе, где финал полностью адекватен и взаимозаменяем с началом. Время здесь лишь «на то, чтобы состариться», или иначе, по-фолкнеровски: «жизнь – это не движение, а однообразное повторение одних и тех же движений. Отсюда и концовка пьесы:
Вл.: Итак, мы идём.
Эстр.: Идём.
Ремарка: Они не двигаются.
Создатели драматургии абсурда своим основным средством раскрытия мира и человека избрали гротеск, приём, ставший доминирующим не только в драматургии, но и в прозе второй половины XX века, о чём свидетельствует высказывание швейцарского драматурга и прозаика Ф. Дюрренматта: «Наш мир пришёл к гротеску, как и к атомной бомбе, подобно тому, как гротескны апокалипсические образы Иеронима Босха. Гротеск – только чувственное выражение, чувственный парадокс, форма для чего-то бесформенного, лицо мира, лишённого всякого лица».
В 1969 году творчество С. Беккета было отмечено Нобелевской премией.
Зарубежная литература. ХХ век
3. Особенности повествовательной техники Э. Ионеско
Ионеско Эжен (1912–1994) – один из создателей «антидрамы» и
во Францию, до 11 лет он жил во французской деревне Ла ШапельАнтенез, потом в Париже. Позже говорил, что детские впечатления деревенской жизни во многом отразились в его творчестве как воспоминания об утраченном рае. В 13 лет вернулся в Румынию, в Бухарест, и прожил там до 26 лет. В 1938 году вернулся в Париж, где прожил всю оставшуюся жизнь.
Итак, в творчестве Ионеско система философских и эстетических взглядов театра абсурда нашла своё наиболее полное выражение. Задача театра, по Ионеско, дать гротескное выражение нелепости современной жизни и современного человека. Драматург считает правдоподобие смертельным врагом театра. Он предлагает создать некую новую реальность, балансирующую на грани реального и ирреального, и главным средством в достижении этой цели он считает язык. Язык ни в коем случае не может выражать мысль.
Язык в пьесах Ионеско не только не выполняет функцию связи, общения между людьми, но, напротив, усугубляет разобщённость и одиночество их. Перед нами лишь видимость диалога, состоящего из газетных штампов, фраз из самоучителя иностранного языка, а то и вовсе осколки слов и фраз, случайно застрявшихся в подсознании. У персонажей Ионеско нечленораздельна не только речь, но и сама мысль. Его герои мало напоминают обычных людей, это скорее роботы с испорченным механизмом.
Ионеско объяснял своё пристрастие к жанру комедии тем, что именно комизм с наибольшей полнотой выражает абсурдность и безысходность бытия. Такова его первая пьеса «Лысая певица» (1951) , хотя в ней и намёка нет ни на какую певицу. Поводом для её написания послужило знакомство Ионеско с самоучителем английского языка, нелепые и банальные фразы которого стали основанием для текста пьесы.
У неё есть подзаголовок – «антипьеса». В произведении нет ничего от традиционной драмы. В гости к Смитам приходит супружеская пара Мартенов, и на протяжении всего действия происходит обмен репликами, лишёнными смысла. В пьесе нет ни событий, ни развития. Меняется лишь язык: к концу произведения он превращается в нечленораздельные слоги и звуки.
Автоматизм языка – основная тема пьесы «Лысая певица». Она разоблачает обывательский конформизм современного человека,
Курс лекций
живущего готовыми идеями и лозунгами, его догматизм, узость кругозора, агрессивность – черты, которые позднее превратят его в носорога.
В трагифарсе «Стулья» (1952) показана трагическая судьба двух стариков, нищих и одиноких, живущих на грани мира реального и иллюзорного. Старик-психопат возомнил себя неким мессией. Он пригласил гостей, чтобы поведать им об этом, но те так и не приходят. Тогда старики разыгрывают сцену приёма гостей, в которой нереальные, вымышленные персонажи оказываются более реальными, чем живые люди. В конце старик произносит заготовленную речь, и перед нами вновь абсурдный словесный поток – излюбленный приём Ионеско:
Старуха : Позвал ли ты сторожей? Епископов? Химиков? Кочегаров? Скрипачей? Делегатов? Председателей? Полицейских? Купцов? Портфели? Хромосомы?
Старик : Да, да, и почтовых чиновников, и трактирщиков, и артистов…
Старуха : А банкиров? Старик : Пригласил.
Старуха : А рабочих? Чиновников? Милитаристов? Революционеров? Реакционеров? Психиатров и психологов?
И вновь диалог строится как своеобразный монтаж слов, фраз, где смысл не играет роли. Старики кончают жизнь самоубийством, доверяя оратору высказать за них истину, но оратор оказывается глухонемым.
Пьеса «Носороги» (1959) представляет собой универсальную аллегорию человеческого общества, где превращение людей в животных показано как естественное следствие социальных и нравственных устоев (подобно тому, как это происходит в новелле Ф. Кафки «Превращение»).
По сравнению с прежними произведениями эта пьеса обогащена новыми мотивами. Сохранив некоторые из элементов своей прежней поэтики, Ионеско изображает мир, поражённый духовной болезнью – «оносороживанием», и впервые вводит героя, способного активно противостоять этому процессу.
Место действия в пьесе – небольшой провинциальный городок, обитатели которого охвачены страшной болезнью: они превращаются в носорогов. Главный герой Беранже сталкивается со всеобщим «оскотением», с добровольным отказом людей от человеческого облика. В противоположность своим прежним утверждениям, что не реальная действительность должна лежать в основе произведения, драматург создаёт в «Носорогах» сатиру на тоталитарный режим. Он рисует универсальность охватившей людей болезни. Единственным человеком, сохранившим человеческий облик, остаётся Беранже.
Первые читатели и зрители увидели в пьесе прежде всего антифашистское произведение, а саму болезнь сравнили с нацистской
Зарубежная литература. ХХ век
чумой (и вновь аналогия – с «Чумой» А. Камю). Позже сам автор так разъяснял замысел своей пьесы: «Носороги», несомненно, антинацистское произведение, однако прежде всего это пьеса против коллективных истерий и эпидемий, скрывающихся под личиной разума и идей, но не становящихся от этого менее серьёзными коллективными заболеваниями, которые оправдывают различные идеологии».
Герой Беранже – неудачник и идеалист, человек «не от мира сего». Он пренебрежительно относится ко всему, что чтят его сограждане и что считают показателем «цены» человека: педантизм, аккуратность, успешная карьера, единый стандартизированный образ мышления, жизни, вкусов и желаний. Ионеско вновь обрушивает на зрителя поток прописных истин и пустых фраз, но на этот раз за ними люди пытаются скрыть свою ограниченность и опустошённость.
У Беранже в пьесе есть антипод. Это Жан, самодовольный, глубоко убеждённый в своей непогрешимости и правоте. Он учит героя уму-разуму и предлагает следовать за ним. На глазах у Беранже он превращается в носорога, у него и раньше существовали предпосылки стать зверем, теперь они реализовались. В момент превращения Жана между ним и Беранже происходит разговор, который раскрывает человеконенавистническую сущность этого добропорядочного обывателя («Пусть они не становятся на моем пути, – восклицает он, – или я их раздавлю!»). Он призывает уничтожить человеческую цивилизацию и взамен неё ввести законы носорожьего стада.
Жан едва не убивает Беранже. Тому приходится скрываться в своем доме. Вокруг него либо носороги, либо люди, готовые в них превратиться. Бывшие друзья героя тоже вливаются в ряды носорогов. Последний, самый сокрушительный, удар ему наносит возлюбленная Дези.
Стандартизированность и безликость сделали возможным быстрое и безболезненное превращение окружавших его людей в животных . Стадное мышление, образ жизни и поведения подготовили переход человеческого стада в звериное.
Ионеско много внимания уделяет изображению личной трагедии героя, теряющего не только друзей, но и любимую девушку. Сцена прощания Беранже с Дези написана автором с большим лиризмом. Она передает ощущение героя, оказавшегося не в силах удержать самое дорогое существо. Он в отчаянии, оставшись совсем один, в отчаянии от невозможности стать таким, как все. Внутренний монолог Беранже оставляет гнетущее впечатление трагической парадоксальности мира, в котором человек мечтает отказаться от себя, чтобы только не быть одному. Внешне он остается человеком, но внутренне оказывается растоптан могучим носорожьим стадом.